Я иду к Асе. Ты ее, Лена, знаешь хорошо, мою подругу Асю. Здесь, в ущелье, она самый дорогой мне человек. Сейчас Ася работает в Монашеском ущелье, она организатор экскурсий по достопримечательностям Абхазии. Сидит под зонтом рядом с рекламным щитом прямо на берегу моря. От моего ущелья километра два. Я соскучилась.
— Ты на работе? Иду к тебе. Пить кофе.
Вот и иду. Ну до чего упруга моя походка. Туфли удобные, пружинят, раз-два, раз-два.
Заброшенное кафе. Перевернутые в беспорядке столы и лавки, свисают с потолка лохмотья засохших пальмовых веток, когда-то они надежно укрывали от солнца посетителей. Захожу. Присаживаюсь на пыльный пенек-стул. Интересно, почему кафе не открыли? Ведь отдыхающих все прибавляется и прибавляется …Помню, мы заходили сюда прошлым летом. Заказали форель. Уютно, море рядом, «за бортом», легкая волна накатывает, шелестит лениво, негромкая музыка, хорошо…
Иду дальше. Две девушки, стройные, в ярких купальниках, играют в баскетбол, потом с разбегу — в волну! Наверное, мои «ровесники», им тоже по двадцать. Хохочут!
-Прикинь, — кричит одна другой, — в Турции Черное море теплее.
— В Турции море Средиземное — возражает подруга.
-Да ладно, Черное там море…
-Средиземное, мы с Игорьком прошлым летом были…
-И я была, на Черном.
Мне бы тоже в самый раз расхохотаться. Над их бесперспективным спором. «Зачем ему (Митрофанушке) географию учить? Его извозчик довезет…»Так или приблизительно так говорила госпожа Простакова.
-Девочки в Турции два моря! — хочу крикнуть им в волну, да за шелестом прибоя вряд ли услышат.
Низким плотным шатром — знаменитые пицундские сосны, причудливо изогнулись над прогретым солнцем песком. Под ними — всегда прохлада. Мои гости очень любят это место и часто сюда приходят. Сейчас здесь занято. Расстелили большое одеяло, снедь, снедь, бутылки с минералкой, трапеза. Едят с аппетитом, громко смеются. Совсем рядом от соснового «шатра»- небольшая проплешина из мелкого песка. Когда-то здесь лежала огромная коряга. Теперь не лежит. Где она теперь, Леночка? Угадай с трех раз. Конечно, ты знаешь. Она у меня во дворе. Красавица-коряга, которую я увидела, прогуливаясь позапрошлой осенью вдоль моря. Увидела и полюбила с первого взгляда. Коряга весила не одну тонну…Но я не оставляла надежду каким-то образом транспортировать ее в мой двор. Это была блестящая операция. Упросила тракториста. Первый не согласился, второй, удвоив цену, сказал «да». С большим трудом он приволок мою красавицу к забору. Тащит, а сосед кричит:
-Наташка, ты зачем такие плохие дрова купила?
Обижаешь, сосед. Это не дрова. Это шедевр дизайна. К забору-то приволок, а дальше, во двор как?
Кликнула я соседей-богатырей. Собралось восемь человек. По-тя-ну-ли! Но у коряги ни один мускул не дрогнул. Еще потянули! Эх, дубинушка, ухнем! Поддалась. Самую малость, будто вздохнула глубоко. Еще…Вот так, по сантиметру, завоевывала коряга пространство моего двора. Сейчас стоит — глаз не оторвать, вся в цветочных горшках, фонариках, обложена камнями. И нет для меня большей радости, как услышать от проходящего мимо калитки:
-Какая красивая у вас коряга…
Иду дальше. И вот уже вижу яркий Асин зонт и ее под ним.
-Здравствуй, Ася, я соскучилась…
В трех шагах — кафе. Мы идем пить кофе и говорим, не наговоримся. Про погоду, про цены на рынке, про ближайшую свадьбу на «Рыбзаводе», про поспевшую мушмулу. С человеком, в котором нет лукавства, можно говорить обо всем. В Асе нет лукавства, поэтому так легка к ней дорога по берегу моря.
И вот уже иду обратно. И опять пружинит моя походка и опять справляю я свое двадцатилетие. Собираю цветы. Желтенькие, на тонких, длинных стебельках, крошечные, синие, пушистые бледно-розовые, их зовут еще париковыми, всякие.
А внизу, у моря, жизнь бьет ключом. Обычная курортная жизнь. Люди в морской волне, что дети малые. Кувыркаются, визжат, хохочут. Радуюсь за них, за то, что приехали в этот чудный край, кто на недельку, кто на две, деток своих накупать, самим здоровья набраться.
Смотрю на это курортное веселье сверху вниз, не потому, что высокомерна, а потому что моя дорога — по высокой горной тропе над морем. Как легко мне шагать по ней. Двадцать лет. Всего двадцать лет. Веселая моя песня. Раздувающаяся юбка. Роскошная моя шляпа.
Машина. Сзади. Схожу на обочину. Тормозит. В окошке крепкий, широкоплечий черноусый красавиц.
-Мать, садись, подвезу. Устала небось…
Так и закончилась веселая песня «двадцатилетней красавицы». И откуда ты, «сынок «, только взялся на мою седую голову? Надвигаю на глаза шляпу. Огрызаюсь.
-Обойдусь. Молодых вози, а я уже почти дома.